[ricdin]

Фандом: СПН
Название: Чудес не бывает
Пейринг: Сэм/Дин
Рейтинг: R
Таймлайн: между третьим и четвертым сезонами
Подарок для  trii-san (можно считать, что на восьмое марта), которая хотела фик о Сэме в этом таймлайне и о безверии (если я правильно понял).

Стрелка спидометра словно примерзла к отметке «шестьдесят», и ты вжимаешь педаль газа в днище, но ничего не меняется. Ты думаешь, что в твоей жизни слишком много шестерок. Ты знаешь, что нумерология – это полная хрень, а ты шесть по шестьдесят раз упустил свой шанс спасти брата. По шансу на день.
Ты отцепляешь побелевшие пальцы правой руки от металла рулевого колеса, не глядя вытаскиваешь кассету из старой картонной коробки и суешь ее в кассетоприемник. Роберт Плант весело поет об ушедшем времени, и ты думаешь, что если прикрыть глаза, то можно представить, как Дин у тебя за спиной лениво поднимает голову и требует:
- Эй, мелкий, это моя любимая песня! Прибавь-ка!
Ты знаешь, что если закроешь глаза – слетишь в кювет со скользкой дороги, а Дин у тебя за спиной завернут в окровавленную скатерть со стола из дома в Нью Хармони.
Бобби отчаянно мигает дальним светом, и ты, наконец, останавливаешься, съезжая на обочину. Выходишь из машины на задеревенелых ногах и молча смотришь на хмурого Сингера, спешащего к тебе.
- Парень, ты как?
Ты киваешь и думаешь, что этого будет достаточно. Ты не знаешь подходящих слов.
- Я думаю, что все же должен у тебя спросить, куда мы едем.
- К тебе.
- До Южной Дакоты есть более короткая дорога.
- Извини, не догадался посмотреть на карту.
Бобби, недобро прищурившись, смотрит на тебя, и ты думаешь, что тебе должно быть стыдно. Ты знаешь, что ему не стоит задавать дурацких вопросов. Ты просто продолжаешь:
- Я подумал, что твой дом – это как раз то, что мне нужно.
- Ты прав. Мы сможем… ну… поступить с телом по всем правилам…
Тебе кажется, что уши забиты ватой. Ты видишь, что губы Сингера двигаются, но не слышишь, что он говорит, и отвечаешь так, как считаешь нужным:
- У тебя большая библиотека. Наверняка я смогу найти что-то, что мне поможет.
Бобби смотрит на тебя с сожалением.
- Сэм, видит Бог, как мне не хочется этого говорить, но ты должен понять: твой брат мертв. И нам нужно сжечь тело.
- Нет. Тело понадобится Дину, когда я верну его.
- Сэм, не надо. Я не собираюсь в этом участвовать и тебе не позволю.
- Садись в машину и уезжай, - ты отворачиваешься и заглядываешь в салон Импалы – проверить, как там Дин.
- Сэм, не делай глупостей…
- Иди к черту. Я не держу тебя. Уезжай.
- Парень…
- Да пошел ты!
Ты впечатываешь кулак в хрустнувшую челюсть Сингера. Он шатается, но удерживается на ногах. Изумленно глядит на тебя, а потом уходит. Через шестьдесят шесть секунд до тебя доносится звук работающего двигателя и шум колес по старому асфальту. Тебе не интересно. Ты ищешь лопату в багажнике Импалы.
Ты достаточно далеко от дороги, чтобы не привлекать внимания. Ты думаешь, что Дину бы не понравилась идея закапывать тело в землю. Ты знаешь, что сейчас он ничего не решает.
Дин прекрасно умещается в наспех сколоченный ящик. Ты стоишь в яме, увязая в мокрой земле и темной глине, и не можешь заставить себя пошевелиться. Потом наваждение сходит, и ты с трудом выбираешься, несколько раз соскользнув вниз. Глина на твоих руках в предрассветных сумерках похожа на кровь. Комья грязи глухо стучат по дереву, отбивая похоронный марш. Ты хоронишь любовь в вязкой глине Понтиака и приказываешь себе не оглядываться.

***

Надежда разлетается сотней мутных осколков и брызгами недопитого виски, когда ты понимаешь, что никто не придет. Ты думаешь, что даже в аду Дин гораздо нужнее, чем ты. И сочащийся медом голос демона перекрестка подтверждает твои мысли. Твой круг замкнулся, и ты всегда будешь возвращаться в одну и ту же точку. Тебе не нужны десять лет, тебе не нужен год, ты хочешь попасть в настоящий ад, лишь бы избавиться от этого. Твой персональный десятый круг для обреченных на жизнь сжимается до здесь и сейчас, и ты навсегда вмерзаешь в это мгновение.

Руби говорит, что пришла убить тебя. Руби говорит, что никогда не знала, как помочь Дину. Руби говорит, что поможет тебе убить Лилит. И тогда ты перестаешь думать о том, как отправить черноглазую тварь обратно в преисподнюю. Потому что ты не сможешь сказать «передай привет Дину».
Когда ты идешь к Лилит, собрав заботливо оставленные для тебя предзнаменования, Руби кричит голосом Дина, что это самоубийство. Ты не возражаешь. Теперь ты прекрасно понимаешь Дина. От полученной взаймы жизни хочется быстрее избавиться.

- Парень, ты как? – Бобби звонит тебе первый и последний раз. Завтра ты сменишь номер.
- В порядке.
- Ты бы заехал что ли, - его голос звучит неуверенно, и тебя передергивает от презрения. – Посидим, поговорим.
- Спасибо, Бобби. Я в порядке, - как можно вежливее повторяешь ты.
- Сэм, слушай, не сходи с ума. Я много видел таких, как ты. Я не желаю тебе зла!
- Прости, у меня сейчас много дел. Я перезвоню, когда будет время.
Ты нажимаешь отбой и конечно не можешь видеть, как Сингер мрачнеет и снова наполняет стакан дешевым виски.

Однажды ты замечаешь в зеркале, как твоя радужка меняет цвет на черный. Тогда у тебя дрожат пальцы, и бритва, дернувшись, глубоко впивается в кожу. Ты даешь себе слово остановиться, как только все закончится. Ты думаешь, что сможешь это сделать. Ты знаешь, что Гордон был неправ, и ты сможешь убить себя, если не получится. Оставшийся на левой щеке небольшой шрам служит хорошим напоминанием.

Руби уверяет, что ты все делаешь правильно.
- Сэм, тебе некуда торопиться. Лилит против тебя бессильна.
Она права. У тебя в запасе все время мира, ведь свой год ты уже упустил.
- Тебе нужно научиться лучше контролировать себя, Сэм.
В твоем случае месть – не холодное блюдо. Ты подашь ее ледяной, слепишь из того льда, что окружает тебя, сдавливая грудь и мешая дышать, что держит тебя, тонкой, но прочной коркой закрывая все, не давая провалиться в пропасть. Твоя месть уже готова к употреблению. Ведь кроме нее у тебя ничего нет.
- Я не хочу давать тебе надежду, Сэм, но, может быть, Лилит вытащит Дина, если ты на нее надавишь. Она боится тебя.
Твоя надежда задохнулась месяц назад в жестяной коробке рядом с комьями могильной земли. Новая тебе не нужна. Она может помешать мести.

***

Когда ты видишь на пороге номера для новобрачных своего брата, четыре месяца назад разорванного адскими псами, ты думаешь, что она должна появиться. Рефлексы и инстинкты делают свое дело – и ты сначала бросаешься на Дина с ножом, а потом сгребаешь его в объятие. Но ее все нет.

Ты проверяешь его каждую секунду. Манеру говорить, манеру ходить. Слова, движения, поступки. Все так, как должно быть. К тебе действительно вернулся Дин. Ты на секунду прикрываешь глаза. Ждешь. Слушаешь. Внутри только звенящая пустота. Ее нет.

Дин орет, что ты продал душу. Дин вешает кулон на шею. Дин возмущается айподу в Импале. Дин ворчит, что нет пирога. Дин врет, стараясь тебя обезопасить от чего-то нового и неизвестного, а, следовательно, опасного. Дин-Дин-Дин. Бьется у тебя в голове заклинание, но ты ничего не можешь поделать. Она никак не вернется.

Ты избегаешь встречаться взглядом с Бобби не потому, что едва не сломал ему челюсть, а потому, что боишься, что он прочитает в твоих глазах, чего тебе не хватает. В глазах Дина ты видишь яркие отсветы адского пламени, которые появляются короткими вспышками, и малодушно надеешься, что они смогут растопить лед.

Ты думаешь, что вам нужно поговорить с Дином, и, быть может, обоим станет проще. Или больнее. Но ты не представляешь, что можно сказать, да и стоит ли говорить. Ее все нет. Ты знаешь, что нет таких слов.

Ты прижимаешь Дина к засаленным обоям в очередном дешевом мотеле. Он замирает, будто бы испугавшись, и ты ловишь смутно знакомое ощущение. Но это опять не она. Это всего лишь сомнение.

Дин прокусывает тебе нижнюю губу, ты рычишь, а он не издает ни звука. Ты ломаешь его, лепишь заново, убиваешь и воскрешаешь, он сжимает зубы.

Ты раскладываешь его на кровати – лицом в подушку – и продолжаешь проверять. Он упрямо молчит, запрокидывая голову, подаваясь тебе навстречу, насаживаясь до конца, впиваясь пальцами в желтоватую простынь. Он задыхается, бьется в агонии и, кончая, выстанывает твое имя. Ты ложишься рядом с ним, тянешь к себе, прижимаешь, он не сопротивляется. Он горячий, такой горячий, словно так и не вернулся, а у тебя внутри по-прежнему пусто и холодно. Ее нет.

Дин ворочается, сбрасывая твою руку, и уходит в ванную. Ты смотришь на трещины в потолке. Твой лед прочен как месяц назад и не дает трещин. Ты думаешь, что когда-нибудь у тебя все же появится вера в то, что твой брат действительно вернулся, и ты сможешь дышать воздухом, а не ледяной ватой.

Ты знаешь, что твоя вера сгнила рядом с деревянным ящиком в паре сотен метров от пустынной дороги, а с твоих рук никогда не смоется так похожая на кровь липкая глина Понтиака.